Роберт Хайнлайн - Дверь в лето [с рисунками]
— Бледно, молодой человек. Когда я говорю «точно», то имею в виду «с точностью до одной стотысячной». У меня просто не было возможности откалибровать установку с точностью до одной стомиллионной.
— Да?.. Понимаете, профессор, мне очень важно, чтобы всё было как на самом деле — я ведь так мало об этом знаю. Ну, давайте просто поставим тридцать один год и три недели. Или это тоже — излишество?
— Ничуть. Максимальная ошибка не превысит двух часов. — Он опять что-то повернул. — Можете занять свое место на сцене, юноша.
— И это — всё?
— Всё. Всё, кроме энергии. Конечно, с сетевым напряжением, которого хватило на перемещение двух монет на неделю, я бы не смог совершить такого броска. Но, поскольку мы не собираемся включать установку на самом деле, это не имеет значения.
Я был разочарован. Наверное, и вид у меня был соответствующий.
— Значит, у вас нет всего необходимого, чтобы выполнить подобное перемещение? Значит, это всё только теоретически?..
— Чёрт подери, сэр! Ничуть не теоретически.
— Так у вас же нет достаточной энергии…
— Раз вы так настаиваете, будет и энергия. Подождите. — Он ушёл в угол и снял трубку телефона. Телефон, похоже, установили, когда лаборатория ещё была новенькая: такого старого аппарата я не видел с тех пор, как вышел из хранилища.
Последовала беседа с дежурным электриком. На повышенных тонах. Нецензурной бранью профессор не воспользовался: он прекрасно обходился без неё, но при этом хлестал языком гораздо больнее, чем те «артисты», мастера жанра, которые пользуются обычными ругательствами.
— Меня не интересует, что вы думаете, почтеннейший. Прочтите свою инструкцию. Я имею право получить все возможности лабораторного корпуса в своё распоряжение. В любое время, когда захочу. Читать умеете? Или мы встретимся завтра в десять в кабинете ректора, чтобы он прочёл вам ваши обязанности? Ах, вы умеете читать? Может, и писать тоже? Или чтением ваши таланты исчерпываются? Тогда запишите: полную аварийную мощность на высоковольтные шины Мемориальной Лаборатории Торнтона ровно через восемь минут. Повторите!
Он положил трубку.
— Вот люди!..
Подойдя к пульту, он что-то поправил. Потекли минуты. Вдруг я даже с того места, где стоял, увидел, как стрелки приборов метнулись вправо, а наверху загорелась красная лампочка.
— Вот и энергия, — объявил он.
— И что теперь?
— Ничего.
— Я так и думал.
— Что вы хотите сказать?
— То, что сказал: ничего не будет.
— Боюсь, что не вполне вас понимаю. Более того: я надеюсь, что неправильно вас понял. Я имел в виду, что если я н е нажму кнопку, то ничего не произойдёт. Но если я нажму её, то вы переместитесь ровно на тридцать один год и три недели.
— А я говорю, что ничего не будет.
Его лицо потемнело.
— Сэр, я полагаю, что вы намеренно ведёте себя столь оскорбительно.
— Считайте как хотите, доктор. Я приехал сюда проверить правдивость дошедших до меня слухов. И я их проверил. Я увидел пульт управления с красивыми лампочками. Похоже на декорацию для фильма ужасов про сумасшедшего профессора. Я увидел салонный фокус с парой монеток. Фокус слабый, надо заметить: монеты вы выбирали сами, а я пометил их так, как вы велели. Да любой циркач может показать этот фокус лучше вас. Я выслушал долгую лекцию. Но разговоры — штука дешёвая. То, что вы якобы изобрели, невозможно. Кстати, в министерстве это знают. Ваш доклад никто не запрещал: его просто подшили в ту папку, куда складывают все проекты вечных двигателей. Наверняка время от времени его достают почитать смеха ради.
Я думал, старикана хватит удар не сходя с места. Но единственным рефлексом, который у него остался, на который я мог рассчитывать, было его тщеславие. Надо было дожимать старика.
— Спускайтесь сэр. Выходите. Я сейчас выпорю вас. Выдеру голыми руками.
Я думаю, он был так разъярен, что, пожалуй, мог бы и выпороть, несмотря на разницу в возрасте, весе и физической силе. Но я ответил:
— Я тебя не боюсь, папаша. И твоей фальшивой красной кнопки тоже не боюсь. Валяй, нажимай!
Он взглянул на меня. На кнопку. Но не двинулся с места. Тогда я хихикнул и сказал:
— Правильно ребята говорили: ложная тревога, Твитч, вы напыщенный старый обманщик. Полковник Трэшботэм был прав.
Это сработало.
10
Он с размаху ударил по кнопке. Я хотел крикнуть ему: «Не надо!» — но было поздно. Я уже куда-то падал. Последней судорожной мыслью было: я не хочу! Я всё выкинул на ветер. Я довёл почти до апоплексического удара несчастного старика, не сделавшего мне ничего худого. И я даже не знал, в какую сторону двигаюсь. Хуже того, я вообще не был уверен, попаду ли я туда, куда хочу попасть… И тут я упал.
Свалился я, наверное, с высоты не более метра-полутора, но был совершенно не готов к этому падению и рухнул, как куль.
И тут же кто-то спросил:
— Откуда это вы свалились, чёрт возьми? Спрашивавший оказался мужчиной лет сорока, лысым, но крепким и поджарым. Он стоял, руки в боки, лицом ко мне. Умное, интеллигентное лицо его было приятным, несмотря на то, что он явно был в этот момент на меня зол. Я сел. Оказалось, что сижу я на покрытой слоем опавшей хвои гранитной гальке. Рядом с мужчиной стояла женщина — привлекательная, даже красивая, немного моложе его, — смотрела на меня ошеломленно, но молчала.
— Где я? — спросил я самым дурацким манером. Мне следовало спросить «когда я?», но это прозвучало бы ещё глупее, и вдобавок я об этом не подумал. Достаточно было взглянуть на них, и было ясно, куда я не попал: я был явно не в 1970-м. Но и не в 2001-м тоже: в 2001-м в таком виде ходили только на пляже. Похоже, меня занесло в другую сторону.
Потому что ничего, кроме ровного, густого загара, на них не было. Но им, видимо, этого хватало: они явно не чувствовали неловкости.
— Давайте по очереди, — возразил он. — Я спросил вас, как вы сюда попали. — Он взглянул вверх. — Парашют в ветвях вроде не запутался, так? И вообще, что вы здесь делаете? Это — частные владения. Вы здесь явно без разрешения. И что это за маскарадный костюм вы напялили?
На мой взгляд, одет я был вполне нормально. Особенно по сравнению с ними. Но спорить я не стал: другие времена — иные нравы. Похоже, у меня тут будут неприятности.
Она положила руку ему на плечо.
— Не надо, Джон, — сказала она ласково. — По-моему, он ушибся.
Он глянул на неё и снова уперся своим острым взглядом мне в лицо.
— Вы ушиблись?
Я попытался встать — это у меня получилось.
— По-моему, нет. Так, пара синяков будет. А какое сегодня число?
— А? Число? Сегодня первое воскресенье мая. Третье мая, по-моему. Так, Дженни?
— Да, милый.
— Слушайте, — сказал я торопливо, — я сильно ушиб голову. Наверное, я потерял ориентировку. Какое сегодня число? Только полностью — месяц и год?
— Что?
Мне бы лучше было помалкивать, пока я не узнаю год сам — из газеты или с настенного календаря. Но я больше не в силах был ждать: я должен был узнать это немедленно.
— Какой год?!
— Крепко тебя, браток, тряхнуло. Семидесятый. — Он опять уставился на мою одежду.
Облегчение мое было безмерным. Получилось! Я попал куда следует! Я не опоздал!
— Спасибо, — сказал я. — Огромное вам спасибо. Вы даже не представляете… — Он всё ещё смотрел на меня так, словно решал, не пора ли вызвать подкрепление, и я поспешил добавить: — У меня бывают внезапные приступы потери памяти. Однажды я так потерял… целых пять лет.
— Я думаю, это очень неприятно, — процедил он. — Теперь вам лучше? На вопросы отвечать можете?
— Ну что ты пристал к человеку, милый? — ласково сказала она. — По-моему, он славный. Наверное, он просто ошибся.
— Посмотрим. Ну?
— Вроде бы сейчас я себя чувствую прилично. Но буквально минуту назад у меня ещё всё путалось.
— О'кей. Как вы сюда попали? И почему вы так странно одеты?
— Честно говоря, я не совсем представляю, как я сюда попал. И уж точно не знаю, куда я попал. Эти приступы налетают так внезапно… А что касается моей одежды — можно сказать, что это просто некоторое чудачество. Ну… ну вот, скажем, вы тоже необычно одеты. Точнее, раздеты.
Он посмотрел на меня и ухмыльнулся.
— Да уж, при определённых обстоятельствах, наверное, наша одежда — точнее, её отсутствие — тоже вызвала бы вопросы. Но мы предпочитаем, чтобы оправдывались незваные гости. Видите ли, вы здесь — чужой, одетый или раздетый. А вот мы — свои, независимо от одежды. Вы попали на территорию денверского клуба нудистов.
Джон и Дженни Саттон оказались современными, невозмутимыми, дружелюбными людьми. Джона явно не удовлетворили мои скользкие объяснения. По-моему, он хотел устроить мне перекрёстный допрос, но Дженни удержала. Я крепко держался за свою байку про «приступы амнезии» и утверждал, будто бы последнее, что я помню, — вчерашний вечер, когда я был в Денвере, в Ныо-Браун-Пэлас. Наконец он сказал:
![Роберт Хайнлайн - Дверь в лето [с рисунками]](/uploads/posts/books/116820/116820.jpg)
